Две истории и мысли в контексте

Т. Д. Лысенко со своими сотрудниками в Одессе в 1938 г. В первом ряду слева направо: И. И. Презент, Т. Д. Лысенко, жена Д. А. Долгушина, Д. А. Долгушин, селекционер пшеницы. Во втором ряду — Б. А. Глущенко (жена И. Е. Глущенко), И. Е. Глущенко, А. Д. Родионов, тогда директор ВСГИ, жена Т. Д. Лысенко.

Первая — академик Лысенко как «практик»

Вторая — про использование брата Трофима Денисовича, химика-технолога Павда Д., в холодной войне. Перейдя на сторону немцев и отступив с ними, он кантовался в лагерях для перемещённых лиц в американской зоне оккупации Германии, а сразу после печально известной сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. был переброшен в США и о нём стали много рассказывать. Что именно, смотри здесь.

Вообще, надо сказать, что именно И.В. Сталин сглупа поддержал лысенковские усилия на монополию в биологии.

Во-первых, разрешив ему в 1947-м кооптировать новых членов ВАСХНИЛ вместо выборов, где сторонники ТДЛ гарантировано бы проиграли. Во-вторых, соблазнившись очередным обещанием — невиданных урожаев от ветвистой пшеницы (данным в ответ на идею ею заняться от самого Сталина, которому он не смел возразить, хотя знал о бесперспективности) — вождь согласился на установление монополии и запрет научной генетики как «буржуазной лженауки» (неверность первого определения была столь же очевидна, как и второго) на сессии этой самой ВАСХНИЛ:

«Что касается теоретических установок в биологии, то я считаю, что мичуринская установка является единственно научной установкой. Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них. Будущее принадлежит Мичурину.
.

С уважением._____________________________И. Сталин.

31.Х.47 г.«

И потом оформил запрет постановление Политбюро и Совмина (от 15 июля 1948 г.), стал редактором лысенковской речи, что позволило «народному академику» представлять свой бред как «мнение ЦК». С ним тогда смели не соглашаться лишь единицы — скажем, Антон Романович Жебрак и Иосиф Абрамович Раппопорт. И прямо на сессии они оспаривали лысенковские излияния, опираясь на практические достижения генетики, что сильно контрастировало со схоластикой «народного академика». Так же держался ещё Василий Степанович Немчинов, ректор Тимирязевки, специалист по с/х статистике и экономике с/х: то и другое было с лысенковщиной несовместно.

Антон Романович Жебрак

Будучи более чем идейными членами ВКП (б), они думали своей головой, как будет лучше для коммунизма и СССР, вместо слепого послушания. И в этом они совпадали с мнением советских чиновников: скажем, С.Г.Суворов, зав.отделом науки ЦК, по образованию физик и классный популяризатор теории относительности, требовал остановить притязания на монополию, продолжать дискуссию, и не на словах, а на селекционных достижениях — где лысенковцы безнадёжно проигрывали. Как и член Политбюро А.А.Жданов, поддержавший генетиков ещё в дискуссии 1939 г., о чём см. его биографию у Волынца или книгу Э.И.Колчинского по истории СТЭ «Единство эволюционной теории в разделённом мире ХХ века» (с.367):

Учебное пособие «Ветвистая пшеница»

«В дискуссии, организованной по инициативе ленинградских биологов — сторонников генетики при поддержке первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) А. А. Жданова, участвовали более ста пятидесяти человек и 53 выступили с докладами и в прениях, в том числе фактически все ведущие генетики (Колбановский, 1939). Генетики и селекционеры экспериментально доказали несостоятельность лысенкоистских рекомендаций, насильно внедряемых в производство».

Проблемой (и минусом) сталинского режима как раз и была эта возможность «вождю» (потом и «вождям» поменьше, тому же Трофиму) по собственному хотению не считаться с решением собственной бюрократии, в среднем случае разумным, взвешенным, и полезным для страны/коммунизма. Собственно, в этом и состоит зло культа личности. Вождь, правда, был совсем не дурак; видя фиаско лысенковских обещаний (в т.ч. массовую гибель лесополос, посаженных без учёта внутривидовой конкуренции, отрицавшейся ТДЛ), к 1952 г. он таки решил монополию прекратить, и лысенковских деятелей экстреминировать. Но, увы, умер рано: к сменившему его кукурузному свинорылу втереться в доверие лысенковцам было куда как проще, из-за чего монополия длилась до 1964 г.

См. таблицу структуры лысенковских новшеств: курсивом выделено немногое подтвердившееся и бывшее полезным для с/х (и всё это не изобретения ТДЛ, а заимствования).

И сталинской глупостью, как другими просчётами, немедля воспользовались враги. В условиях холодной войны было всякое лыко в строку. А для пропаганды, основанной в целом на лжи, вроде геббельсковской, «голосов» психологической войны США и НАТО против СССР («Свобода»,»свободная Европа», Дойче Велле, ВВС и т.д.) или нынешних излияний Латыниной (беру феномены разного масштаба но одной сути) крайне важен «кусочек правды» — участок реальности, где они могут про своего противника не лгать, чтобы, подсев на него, слушатель верил и остальному явно ложному, скажем что «коммунизм враг науки с прогрессом, каковые возможны лишь при Freedom & Democracy«.

Иосиф Абрамович Раппопорт

Ведь в эффективной лжи должно быть не менее 60% правды, чтоб лгать специалистам — так все 80-90%, т.ч. возможность честно рассказывать о советских гонениях на генетику, потом и теорию эволюции, и другие дисциплины в 4 сталинских года и 12 хрущёвских была для них просто бесценным подарком. Такого рода ложь была тем необходимей защитникам капитализма, что многие исследователи в западных странах симпатизировали марксизму и коммунизму, видя в первом — единственную философию, способную на одном, причём материалистическом основании причинно объяснить как биологическую эволюцию, так и человеческую историю, без бога, великих людей, игры случая и т. д. Во втором они видели единственное средство избавить исследователя от власти денег (ставшей совсем тиранической при нынешней коммодификации науки), и от следующей из неё необходимости своими исследованиями обслуживать гг.прибыльщиков, что в области результатов, что теорий, единственную возможность служить не им, а стране, народу и (в силу первого пункта) истине.

В обоих интенциях они были целиком и полностью правы (хотя в данной оценке я, понятное дело, пристрастен), почему для пропагандистов капитализма было так важно дискредитировать обе (и остаётся существенным до сих пор, после гибели СССР, что даёт независимое подтверждение правоты обоих суждений). Почему всякий грех страны, где обе идеи — марксизм и коммунизм — стали материальной силой, был им настоящим подарком. Чего с нашей стороны, увы, не умели понять и тогда и потом, почему — напишу несколько погодя.

Сергей Георгиевич Суворов

В 1949 г. Американское генетическое общество создало «Комитет против антигенетической пропаганды» , занявшийся пропагандой антикоммунистической и сполна поучаствовавший в холодной войне против нас (что сейчас историкам этого научного общества вспоминать довольно неловко, как и происхождение этого общества из спонсора и стимулятора евгеники, лженаучной теории, именно в США и в связи с США погубившей максимально народу, из Американского общества животноводов, American Breeder). Обо всём этом см. известную книгу В.В.Бабкова «Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека» и Стефана Кюля «The Nazi Connection: Eugenics, American Racism, and German National Socialism»).

«Некоторые из грубых, в смысле методов, американских линий работ, те, что были основаны на классовом и расовом чувстве – их наличие задержало старт исследований, которые внесли грандиозный вклад в создание современной медицинской генетики, – вызвали в свое время интерес и получили серьезную финансовую поддержку в жестких условиях начала XX века. Именно эти американские евгенисты дали наукообразное обоснование закона 1924 года об ограничении иммиграции определенных рас (на основе которого, между прочим, немецкие евреи, бежавшие в 1940-м от угрозы концлагеря к родственникам в США, были отправлены из Нью-Йорка обратно, прямо в руки нацистов). Именно эти евгенисты дали «Индианскую систему» (названную по штату, где впервые она была применена) – принудительную стерилизацию по решению суда о «нежелательности» данного лица. Этой процедуре в США были подвергнуты десятки тысяч человек. В Европе закон о насильственной стерилизации обсуждался, встречал интерес, но и противодействие. В Германии, вслед за законом о запрете браков арийцев с неарийцами 1935-го, был принят подобный закон, на основе которого стерилизации были подвергнуты душевнобольные немцы [1] … Законы были приняты во всех странах Скандинавии (в Дании еще в 1929 году), в одном из кантонов Швейцарской конфедерации и в Эстонии. В Британии с 1934-го обсуждался закон о добровольной стерилизации, и в 1939-м он был окончательно отвергнут. Во Франции и Италии такой закон даже не обсуждался.

…

Наиболее широкий отклик евгеническое движение нашло в США. Быстрый прогресс этой страны во многих областях, интерес к новейшим научным достижениям, соединенный с готовностью быстрого использования научных выводов для практических целей, политический интерес, связанный с разноплеменностью состава населения, значительный рост психической дефективности – причины повышенного интереса к новой науке. Еще в 1880 г. в Бостоне был создан Институт изучения наследственности, Institute for Heredity, в котором участвовали поэт Лонгфелло и другие интересные люди. Институт скоро закрылся, но в Вашингтоне по инициативе Г. Белла, известного работой по наследственной глухонемоте, было организовано Бюро генеалогических данных, Genealogical Record Office. До смерти в 1922 году Белл возглавлял другое Бюро, Eugenics Record Office, а также Volta Bureau в рамках Генеалогического Бюро, изучавшее наследственность физических дефектов. Первые работы по евгенике привлекли внимание Американской ассоциации скотоводов, American Breeders, позднее Genetic Association, она создала специальную секцию евгеники, которая вскоре стала издавать «The Journal of Heredity» под редакцией П. Попеноэ.

В 1910 г. по инициативе Дэвенпорта, на средства, пожертвованные г-жой Гарриман, вдовой телеграфного и железнодорожного магната, на Лонг-Айленде было создано Евгеническое бюро, Eugenics Record Office. Из лабораторий бюро вышли работы Дэвенпорта о наследственности насильственных черт характера, о наследственности хрупкости костей, о наследственности пеллагры (!), хореи, болезни Реклингаузена, а также о наследственности у рыб. Дэвенпорт интересовался наследованием алкоголизма, моральной дегенерации, преступности, слабоумия. Он искал подтверждение тому, что браки между белыми и черными дадут «дисгармоничный гибрид». Бюро дало работы Годдарда о наследственности умственной дефективности, Стантона о наследственности музыкальных способностей, Литтля о наследственности рака, Истбрука о некоторых какогенетических семьях, Стоккарда об алкоголизме и проч. Бюро издавало ежемесячный журнал «The Eugenics News», которым руководили Дэвенпорт (председатель Общества им. Гальтона, собиравшегося в Американском музее естественной истории), Гарри Лафлин (Бюро), Джонсон, председатель Eugenical Research Association (секция American Association for Advancement of Science [Американской ассоциации в поддержку науки]).

Для многих евгенистов большинство личных проблем, от неподчинения школьников и промышленных рабочих до алкоголизма и безработицы, были лишь выражением той или иной формы умственной неполноценности. При изучении наследственности человека имеются трудности: нельзя ставить скрещивание, данные, собираемые для родословных карт, обычно неполны и недостоверны. Но это не смущало энтузиастов. Они строили родословную за родословной, на основе сообщений из вторых и третьих рук и даже явных предположений.

Евгеническое бюро служило центром сбора данных по наследованию любого доступного типа признаков человека (американские и европейские семьи); координировало многие типы евгенических следований и пропаганды в США и за границей; субсидировало или поощряло ряд популярных курсов по евгенике; было центром распространения пропаганды в Штатах и Европе.

Американские евгенисты популяризировали следующие положения: что существуют генетически низшие типы человеческих существ; что большинство социальных проблем – результат генетической дегенерации; что социально неуспевающие индивиды размножаются быстрее, чем выдающиеся («расовое самоубийство»). Мэдисон Грант утверждал, что расовые и этнические группы можно ранжировать; он строил пирамиду, сверху вниз, тевтоны – альпийцы – средиземноморцы —… – азиаты —… – негры [26] . А Лафлин вычислял, каким должен быть  процент расовых и этнических групп в заведениях для дефективных.

Первоклассные американские генетики до поры надеялись, что евгенисты займутся осмысленной генетикой человека. Довольно поздно Т. Морган вышел из Американской генетической ассоциации, потому что его официальный орган, «The Journal of Heredity», печатал пропаганду евгеники….

Политики и евгенисты сотрудничали в двух законодательных кампаниях: введение законов о евгенической стерилизации и атака на политику открытых дверей – попытки законодательно уменьшить иммиграцию менее желательных этнических групп.

Фокусом негативной евгеники стала «индианская идея» (по штату, где впервые был принят закон): принудительная стерилизация лиц, которых суд признавал, подчас на произвольной основе, нежелательными для общества. К 1935 г. законы о принудительной стерилизации были приняты в 26 штатах США (еще в 10 ожидали принятия, и только 12 штатов этот закон отвергли). В Калифорнии к 1935 г. было стерилизовано на этой основе 12 000 человек [28] . В Индиане был также запрет на браки эпилептиков.

В 1921 г. в Конгрессе США была предпринята первая попытка ограничить иммиграцию (из-за экономических трудностей после Первой мировой войны). Она провалилась, так как экономические аргументы были недостаточны для многих американцев, чтобы отказаться от длительной моральной приверженности к открытой иммиграции. В 1921–1924 гг. шла активная евгеническая пропаганда (руководимая Бюро и Лафлином), и в 1924 г. Конгресс принял закон об ограничении иммиграции из Европы (в 1880 г. уже был принят закон об ограничении иммиграции из Китая) – «the Immigration Restriction Act» («the Albert Johnson Act»). К 1924 г. евгенисты дали рациональное обоснование, которое сделало прохождение билля морально приемлемым. Этот закон селективно ограничивал иммиграцию, он был направлен против иммиграции из Южной и Центральной Европы и Средиземноморья, включая Балканы. Наиболее нежелательными были негры, цыгане и евреи. Иммиграция из Германии и Скандинавии или Англии ограничивалась не так строго, то есть закон следовал правилу skin color line, линии цвета кожи (правило введено в многократно переиздававшейся в 1918–1933 гг. «Applied Eugenics» Пола Попеноэ и Роузвелл Джонсон).

Вскоре после начала Второй мировой войны произошла трагическая история, связанная с Актом Джонсона. В 1940 г. большая группа германских евреев, в надежде воссоединиться с родственниками в США и спастись от угрозы концлагеря, зафрахтовала пароход «Сент-Луис» до Нью-Йорка. Служба иммиграции и натурализации США запретила им въезд в страну на основе закона 1924 г. и вернула пароход с пассажирами в Германию, прямо в руки нацистов [29]».

В.В.Бабков, op.cit.

Дальше Бабков показывает важную разницу евгеники 10-20 гг. в СССР и евроамериканской. Прогрессивная интеллигенция в царской России была гегемоном, социал-дарвинизма не допускала, при том что Россия — вторая родина дарвинизма. Отчего была польза и теории эволюции (двигавшие её меньше увлекались однониточными объяснениями, мыслили более системно, после 1922 г. — и благодаря марксизму, что давало плоды) и обществу. В противоположность европам: там интеллигенция была за «старый порядок» блюла классовые барьеры куда жёстче, чем искала истину, изо всех сил вычищала смутьянов-социалистов. Так, известный социолог Роберт Михельс потерял место приват-доцента просто за то что не крестил ребёнка. Почему наши евгеники направляли усилия не на то, как ловчей загнобить «быдло», а

1) как по максимум снять социальные барьеры, стоящие перед реализацией талантов. Последние, как они думали, полигенны: для появления гения должен собраться сложный паззл, кусочки которого равно рассеяны во всех слоях общества, во всех нациях, среди женщин и мужчин и пр.

Юрий Александрович Филиппченко

Если вдруг, вопреки нашему мнению с Marina Fridman, окажется что интеллект таки «биологичен» и наследуется, он будет наследоваться именно так, как думал Ю.А.Филиппченко (для этого, правда надо сначала понять что такое общий интеллект и существует ли он). Тем более что выполненное ими в 20е гг. исследование размножаемости интеллигенции показало что она себя не воспроизводит, чем больше достижений тем меньше детей, почему единственный способ поддерживать «интеллект нации» на уровне это создавать новые продвинутые типы школ, где лучше учат более сложным вещам и брать туда всех способных независимо от соцпроисхождения. Понятно, что сделать это можно было лишь при социализме;

2) как снизить риск проявления наследственных заболеваний в потомстве вроде бы хорошо подобранных пар, ведь они образуются по чисто социальным признакам (условно говоря, сходству человеческих качеств, часто также и образования и т.д. социальных достижений). Именно они впервые в мире толкнули к созданию генетических консультаций, медико-генетического института, что потом в годы лысенковщины было пресечено. И здесь власть, в лице наркомздрава Семашко, всяко шла им навстречу. А вот идеи повышения размножаемости умственно ценных кадров так и остались маниловщиной — и не могли не остаться ввиду очевидной биологической ошибки (а буде воплощены, не привели б ни к чему кроме напрасных затрат).

А вот на Западе, где интеллигенция была «в среднем» правой, те же идеи не привели к научным или практическим достижениям (почему к 1934 г. американские генетики отделили себя от евгеников), но зато дали мощный идеологический выхлоп, отлично охранявший классовую власть. В т.ч. на основании этих идей был принят известный закон 1924 г. закрывший путь в США «расово чуждым» и «умственно неполноценным» элементам из Южной и Восточной Европы, почему многие из этих людей были потом убиты нацистами.

Так что общественная атмосфера имеет значение: прогрессивные взгляды полезны для науки и общества, реакционные — сугубо вредны, почему надо поддерживать первые и пресекать вторые, тем более что роли отбора в социальной жизни нашего вида никто не отменял. Неслучайно великий, хотя и не модный сейчас философ называл её «обработкой людей людьми», а борьба прогресса с реакцией — частный случай такой «обработки», как любая борьба, движущая развитие.

Другое дело, что надо уметь отличать одно от другого, тем более в соответствие с той же социальной эволюцией второе немедленно начнё мимикрировать, представляя корыстный интерес своей группы «защитой научной истины» и т.д. В т.ч. и поэтому Кольцов с Филиппченко сами прекратили издание евгенического журнала и занятия евгеникой в 29 г., когда поднявшиеся нацисты стали это мощно использовать в пропаганде.

Карл Сакс. Предостерегал, что современные программы развития не подходят отсталым странам, чьё население «размножается как черви»

Поэтому «чистый учёный», страдающий от того, что «им занялась политика» — это миф (чаще ложь) нынешней реакционной эпохи. Все перечисленные здесь советские генетики и другие биологи были идейными в той же степени, что партийные политики с которыми они взаимодействовали, убеждали, которым противостояли, пусть и в другом стиле. В том числе не любившие Советскую власть, т.к. до революции были близки к народным социалистам (Кольцов), эсерам (Филиппченко), меньшевикам (Четвериков) но все политически активны. Особенно Николай Константинович, участвовавший в революции 1905 г., потом приглашавший к студентам-биологам на ЗБС старых революционеров и пр.

Идейными были вообще все исследователи той эпохи — скажем, враги их страны, заправлявшие в США «борьбой с антигенетической пропагандой», точней, пропагандой антикоммунистической среди учёных и в связи с бытием науки, некие Карл Сакс и Роберт Картер Кук. Вот их, как учёных, интересно сравнить с нашими; как говорил герой одного известного писателя, жаль что белогвардейца, колода тасуется причудливо, и сравнение «их» «борцов за науку» с нашими будет весьма поучительно.

Василий Сергеевич Немчинов

Прежде всего привлекает внимание, скажем так, невеликое число научных работ, и скажем так, сугубая мелкость как эмпирических результатов, так и достижений в теории. О них сегодня не вспоминают или вспоминают мельком даже в крупнейших книгах по истории генетики и селекции. Притом что они жили в богатой стране, не знавшей войн, а лишь наживавшейся на них, жили в довольстве и холе, будучи «чистой публикой», в отличие от А.Р.Жебрака, или отца нашей медгенетики С.Г.Левита, вышедших из крайне бедных семей. Роберт Картер Кук был ещё и важным функционером в профессиональным сообществе, редактором J. of Heredity, что повышает публикабельность.

Роберт Картер Кук, ветеран «западной лженауки» — евгенического движения. Оно было успешным не меньше лысенковцев, просто после 1945 г. принадлежать к нему стало неловко… и чем дальше, тем больше. Но евгенические стерилизации в США с Швецией шли до 1974 г., в швейцарском кантоне Voudi — до 1985 г.

Тут можно сравнить с количеством и качеством что экспериментальных работ, что вклада в теорию, у любого из советских генетиков 20-30-х гг., что первого (Кольцов, Серебровский, оба Завадовских, Гершензон, Раппопорт, Дубинин, Левит), что вторного и третьего ряда (Хаджинов, Дончо Костов, Бахтеев, Жебрак, Ромашов, Балкашина и много, много других, благодаря кому СССР в те годы был лидером в генетике и селекции — что из-за Лысенко со Сталиным & Хрущёвым было упущено). И это несмотря на то, что они воевали, голодали, после 48 г. были вынуждены сменить специализцию, стать орнитологами, метеорологами и пр.

Андрей Александрович Жданов

А второй, самый важный момент: оба американских «борца за науку», кроме занятий генетикой, были крупными активистами «евгенического движения» и «расовой биологии» (куда более ими, чем собственно учёными). Особенно второй г-н из вышеназванных. Когда ввиду достижений советской генетики и селекции в Москве было решено проводить Международный конгресс, он написал протестующее письмо учёному секретарю конгресса, С.Г.Левиту, мол, почему в программе нет секции «расовой биологии». Левит ответил, что никак невозможно, ненаучная эта область. О чём см. в книге Стефана Кюля про нацистские связи американской евгеники.
Потом Соломон Григорьевич погиб в репрессиях, из-за усилий Лысенко советских генетиков не пустили на 18 Международный конгресс в Эдинбурге, где их так не хватало, чтобы вместе с известными (а частью — великими) генетиками левых взглядов противостоять двигавшим «расовую биологию немцам» и стакнувшимся с ними англичанам — американцам  правых взглядов. В конкретных условиях лета 1939 г. это было бы более чем полезно для СССР и мирового коммунизма; но активность Лысенко нанесла вред тому и другому.

Соломон Григорьевич Левит в техасской лаборатории Германа Германовича Мюллера (так он звал себя в СССР). 1931 г. Слева направо: С.Г.Левит, Г.Дж.Мюллер, C. Offerman, Израиль Иосифович Агол. Неизвестный фотограф. Источник

Т.ч. американские защитники «свободы научного исследования» были куда как ближе к эксплуатируемым ими лысенковцам, чем к тем советским исследователям, кто противостоял этим последним.

И, как писал в «последней афёре Лысенко«,

«К несчастью для истины, историю лысенковщины сейчас обсуждают в основном с двух позиций. Во-первых, в русле антисоветской  и антикоммунистической пропаганды, на ниве наиболее известен г.Сойфер; мол, коммунизм враждебен всякой науке, советская система не могла не погубить генетику и т.п. При этом именно коммунистам мы обязаны бурным расцветом генетических исследований (и эволюционных исследований, и исследований в области экспериментальной биологии) в 1920-1930-е годы, в которых наша страна была лидером, что среди генетиков — коммунисты и участники гражданской войны, многие — талантливые марксисты.

Особенно таких много среди репрессированных в 1930-е и лишившихся работы в 1940-е; к слову, это один из признаков, заставляющий считать т.Сталина «могильщиком революции», ведь всякое прогрессивное обновление общества – это не только идеи, но и люди, которые могут служить следующим поколениям примером и образцом. А они истреблялись, на место выбывших революционеров (инженеров, учёных, писателей, изобретателей, реализовавшихся благодаря революции или связавших своё творчество с ней) приходили чиновники или ж разнообразные «бывшие», которые и воспитывали следующие поколения.

Вообще, с точки зрения анкет того времени «генетики» в 1930-е годы выглядят куда более «советскими» и «коммунистическими», чем «лысенковцы», с их отсутствием старых партийцев, участников гражданской войны и явным преобладанием лиц мелкобуржуазного происхождения. Кавычки в том и в другом случае означают, что имеются в виду активные участники соответствующих дискуссий, делающие собственные работы в рамках того или другого направления, а не просто сочувствующие или солидаризирующиеся с той или другой стороной.

Это отличие продолжилось и в 1940-е: очень многие известные генетики героически воевали, награждались орденами и медалями. Среди же известных лысенковцев — никто, их жизни были нужней в тылу.

[К «лысенковцам» не относятся те двое известных зоологов, которые приняли Лысенко всерьёз в силу поддержки идеи «наследования приобретённых признаков» и её важной эволюционной роли  – энтомолог Смирнов и ихтиолог Никольский. В лысенковских проектах они не участвовали и конкретные идеи Лысенко не поддерживали, что надо отличать от неопределённого сочувствия этому мировоззрению. Точно также как вряд ли к ним можно относить ряд видных селекционеров, поддерживавших Лысенко – их достижения в области селекции активно используются в пролысенковской пропаганде до сих пор.

Важно однако, что все эти достижения получены самыми обычными селекционными методами, не имеющими к лысенковским идеям никакого отношения. Поддерживая Лысенко в социальном плане и пользуясь лысенковской фразеологией, данные селекционеры упорно избегали использования его методов на практике, что как бы ставит все точки над ё. То есть «лысенковцы» — это те индивиды, чьё научное звание профессора или там академика было получено исключительно участием в работах «народного академика» или его агитационной – организационной поддержкой, при отсутствии независимых научных заслуг, и на поверку оказалось пшиком.  В.К.]

 Иными словами, если бы торжествовали «коммунизм» с «советским патриотизмом» вместе, то генетики одолели б своих противников. Поскольку случилось прямо наоборот, приходится это трактовать иначе, как одно из отступлений коммунизма в связи с сталинским термидором — вместе с «семейными ценностями», запретом абортов, затруднением разводов, введением погон и другими ретроградными надстроечными явлениями, возвращавшимися к нам из неизжитого «старого мира».

«И достаточно вероятно, что действиями Лысенко руководила  обычная классовая месть сына кулака, прятавшего хлеб от коллективизации, всяким там левым интеллигентам, этим вавиловым-серебровским-левитам-аголам-жебракам, которые поддержали и революцию, и коллективизацию — а он вынужден был скрепя сердце приспосабливаться к ним, изображая идейность и преданность. См. 1 и 2.

Вообще, сведение счётов с «красной  интеллигенцией» 1920-30-х гг. разного рода «бывшими» путём доносов в период Большого террора – тогда такой же обычный сюжет классовой борьбы, как гибель селькора  и предсельсовета от кулацкой пули, и столь же заслуживающий увековечения в литературе и кино. Другое дело, — увы! – в силу известных исторических обстоятельств Советская власть этого не делала». [отсюда]

Так или иначе, доводы сойферов — всего лишь перепевы старой пропаганды времён холодной войны, в которой американское генетическое общество приняло активное участие. С помощью созданного им «Комитета против антигенетической пропаганды» (де-факто занявшегося пропагандой антикоммунистической) «свободный мир» извлёк из позора, который навлёк Лысенко на нашу страну, всю ту пользу для психологической войны с нами, которую мог извлечь.

Увы, за нанесённый стране политический вред Трофим Денисыч с соратниками отнюдь не понёс той ответственности, какую должен был по меркам того жёсткого времени — также как за куда больший ущерб для коммунистической идеи. Ведь до лысенковской истории более чем многими на Западе коммунизм воспринимался как рай для интеллектуалов. Учёные, инженеры, писатели на собственной шкуре чувствовали, что главный враг свободы исследования или свободы творчества — это власть денег, в освобождении от которой виделся выход. При помощи надлежащей пропагандистской подачи лысенковской истории эти настроения удалось очень сильно ослабить.

Во-вторых, это сами учёные, генетики и биологи, которым больно за свою науку, и которые не хотят повторения этой гадости снова.

Но почти никто не препарирует историю лысенковской аферы с главной позиции —  советского патриотизма: в 1960-80-е годы это было затруднительно в силу известных обстоятельств, последние 20 лет совсем не возможно в силу обстоятельств понятных. Тем не менее это главная позиция, и не только в силу моего собственного советского патриотизма, но прежде всего потому, что именно это чувство двигало теми, кто в 1940-1950-х гг., рискуя многим и многим, пытался писать в ЦК, чтобы открыть властям глаза и прервать ужас, начавшийся в 1948-м.

Именно из советского патриотизма писал в отдел науки ЦК Александр Александрович Любищев, отложив и систематику жесткокрылых, и любимые философско-теоретические штудии, Иосиф Абрамович Раппопорт - Н.Хрущёву и в «Литературную газету», и Николай Павлович Дубинин, и авторы «Письма трёхсот».