Презумпция недобросовестности, или почему мы такие злые

Print PDF

Наши пока ещё аполитичные знакомые часто удивляются — а с чего это мы такие критичные и злые? Какое мы имеем право заранее предполагать в деятельности критикуемых нами чиновников, бизнесменов и иже с ними нехорошие намерения? Что ж, работая над одним важным материалом, автор хорошенько разобрался в таком юридическом принципе, как презумпция добросовестности.

Именно этот фундаментальный принцип мы, казалось бы, и нарушаем и встречаем за это, казалось бы, справедливые упрёки в необъективности. Ведь для человека естественно полагать, что другой человек, с которым он имеет дело, исходит в своём поведении из благих побуждений и учитывает его интересы. Однако ниже мы разберёмся с презумпцией добросовестности всерьёз и докажем, почему мы отвергаем её на вполне законных основаниях.

Немного терминологии

Презумпция — широко применяемая конструкция в законодательстве и правовой теории. Многие, например, слышали о презумпции невиновности в уголовном процессе. В целом презумпция — это утверждение, по умолчанию считающееся истинным до тех пор, пока не будет доказано обратное. То есть само определение презумпции предполагает возможность её опровергнуть. Этим презумпция отличается от догмы, которая считается истиной невзирая ни на что.

Добросовестность — качество человека, честно и старательно выполняющего свои обязательства. Так толкует это слово всем знакомый словарь Ожегова. Попробуем немного раскрыть, что это значит. У добросовестности есть два элемента. Первый — честность. То есть человек в своих действиях по отношению к другому воздерживается от лжи или сокрытия обстоятельств, имеющих значение для адресата. Второй — старательность. То есть, выполняя взятые на себя обязательства, человек предпринимает максимум усилий, чтобы их выполнить по мере своих сил. Проще говоря, добросовестный человек не врёт, не юлит и не делает дело абы как или в ущерб партнёру.

0:40

Что тогда значит презумпция добросовестности? Она означает, что одна сторона в правовых отношениях предполагает, что другая сторона действует честно, открыто и предпринимает всё от неё зависящее для того, чтобы учесть интересы первой. При этом презумпция добросовестности носит строго взаимный характер. Хотя бы потому, что это гражданско-правовой принцип. То есть участники правоотношений признаются равноправными.

Из этого вытекает важное следствие: нарушение презумпции добросовестности одной стороной делает необязательным её соблюдение другой. Иначе тот, кто первым нарушил презумпцию, получил бы необоснованное преимущество. Короче говоря, в отличие от обычной школьной драки, здесь несомненно важно, кто первым начал. Говорить “оба хороши” здесь совершенно неуместно. И вот теперь, разобравшись в терминах, мы можем перейти к разговору по существу.

Почему мы не доверяем работодателям?

Если почитать наши материалы, то может сложиться впечатление, что мы полагаем всех работодателей по определению мошенниками, неплательщиками зарплаты и нарушителями прочих трудовых прав. И многие возмущаются — вот мой босс, дескать, душка. Зарплату не только исправно платит, но ещё и повышает её время от времени, уважает, чуть ли не по головке гладит. В каком параллельном мире вы нашли жадных злыдней из ваших статей?

Сразу скажем, что бросаться здесь индивидуальными примерами- дело гиблое. Поэтому мы стараемся анализировать не отдельных людей, а явления и институты. Ведь они, в отличие от индивидуального поведения, обладают большей устойчивостью во времени и распространенностью в пространстве. Итак, давайте перечислим наиболее известные институты, которые характеризуют отношение работодателей к работникам.

Начнём с кадровых служб в их современном виде. Ведь у кадровиков (или эйчаров, как кому нравится) — часто вопреки требованиям законодательства — сложились некоторые устойчивые практики, несовместимые с презумпцией добросовестности. Приходящий на собеседование соискатель воспринимается как лжец по умолчанию. Что ж, никто не отменяет правила «доверяй, но проверяй». Но это касается только тех форм проверки, которые не затрагивают законных интересов будущего работника.

То есть нет ничего незаконного в том, что работодатель поручает эйчарам лазить по открытым страничкам соискателя в социальных сетях, звонить указанным в резюме прошлым работодателям, чтобы навести справки. А вот когда человека прогоняют через изнуряющие психологические тесты, затрагивающие не относящиеся к работе вещи, или вынуждают проходить тестирование на “детекторе лжи” это говорит только об одном. Работодатель презюмирует недобросовестность работника, предполагая его нечестность.

Сознательному работнику, который блюдёт свои интересы, не остаётся ничего другого, как сделать то же самое. Причём, в отличие от работодателя, он это делает уже на законных основаниях. Учитывая же то, что агрессивное тестирование и даже “трудовая” полиграфология — фактически сложившийся, устоявшийся институт, эту проблему нельзя свести к единичным эксцессам.

Кроме того, уже после приёма на работу боссы постоянно предполагают недостаточную старательность работника. Да, учитывать и контролировать результаты работы — необходимо, но делать это можно, опять же, только соблюдая законные интересы работника. Начальством же наряду со вполне легальными методами контроля применяются и совершенно неадекватные. Многие фирмы, причём не имеющие особых проблем с сохранением коммерческой тайны, ведут за работниками постоянную слежку. Дело доходит до установки камер видеонаблюдения в туалетах. Широко поощряется доносительство. Всё это указывает на то, что как минимум значительная группа работодателей заведомо предполагает, что работник априори недостаточно блюдёт их интересы.

К тому же работодатели всячески препятствуют законному объединению работников для защиты своих законных интересов, для чего существует целая система институтов. Во-первых, пропаганда агрессивного индивидуализма и конкуренции между работниками — не выдумка параноиков. Существует целая индустрия “бизнес-литературы” для офисных работников, проповедующая именно такие ценности — как и значительная часть индустрии корпоративных тренингов. Не говоря уже о том, что системы оценивания труда приводят к стравливанию сотрудников между собой.

Меж тем работодатели правом на объединение пользуются беспрепятственно. Вплоть до того, что Российский союз промышленников и предпринимателей активно лоббирует удобные для бизнеса законы, в том числе и в трудовой сфере. Если же превентивные меры не срабатывают, в ходу идёт найм штрейкбрехеров, создание “жёлтого” профсоюза, преднамеренное банкротство и прочие широко распространённые явления. То есть работодатели как социальная группа сознательно отказываются играть по тем правилам, которые закон устанавливает для как минимум формального выравнивания шансов сторон. Итак, законные сомнения работника насчёт того, что работодатель ведёт с ним честную игру, получают подкрепление. Причём не в виде отдельных случаев, а целой системы институтов, сложившихся не сегодня и не вчера.

Вполне ожидаемо, что шулер не просто так играет не по правилам, а делает это с корыстной целью. И работодатель здесь не исключение. Об этом свидетельствует внушительная статистика задержек и задолженностей по зарплате, широкая практика наложения штрафов на работников несмотря на прямой запрет такой санкции в Трудовом кодексе РФ, стремление многих работодателей во что бы то ни стало избежать заключения полноценного трудового договора и так далее. То есть налицо вполне сознательное пренебрежение законными интересами другой стороны.

Все описанные выше явления встречаются не абсолютно повсеместно. Но в целом, при наложении вероятностей, шанс работника натолкнуться на не соблюдающего презумпцию добросовестности работодателя достаточно велик. По крайней мере настолько, чтобы предположение о недобросовестности босса признавалось разумной для подчинённого мерой предосторожности. Во всяком случае, святая, догматическая вера в изначальную чистоту намерений работодателя — верх наивности, граничащий с идиотизмом.

Почему мы не верим банкирам?

Однако работодатель — не единственный вид капиталиста, которого мы встречаем в повседневной жизни. Обращаясь в банк за кредитом, гражданин снова сталкивается с грубейшим нарушением презумпции добросовестности. Причём не абы где, а в собственно гражданских отношениях. И мы опять же имеем в виду вовсе не обычную законную процедуру проверки кредитной истории, предоставления поручителей или залога. Этих мощных инструментов банкирам оказывается недостаточно, они стремятся залезть в личную жизнь будущего заёмщика. Они с лёгкостью неимоверной выходят за пределы вопросов, касающихся непосредственно его платёжеспособности.

То есть, таким образом банк как бы говорит каждому своему клиенту — ты заведомый мошенник и неплательщик. Подобное отношение, соответственно, даёт право и заёмщику подозревать банк в недобросовестности. Тем более что само устройство банковской системы даёт на то не один повод.

Начнём с того, что неотъемлемой частью банковской системы являются так называемые микрофинансовые организации, выдающие займы под в прямом смысле кабальные проценты. Впрочем, и “приличные” российские банки устанавливают такие ставки, которые на Западе вполне официально считают кабальными. Если «там» 7% годовых признаны границей нормального кредита, то здесь эта цифра выставляется как аукцион невиданной щедрости.

Меж тем кабальная сделка — наверное, одно из самых грубых нарушений принципа добросовестности в гражданском праве. Кабальные сделки основаны на использовании тяжёлого положения потерпевшего и запрещены 179 статьёй Гражданского кодекса РФ. Но то ли у наших граждан слишком много терпения и мало юридической грамотности, то ли у наших судов очень уж своеобразные представления о тяжёлом положении потерпевшего — иначе 90 процентов вполне легальных кредитов физическим лицам следовало бы признать недействительными. О займах в МФО мы уж и вовсе молчим. Так или иначе, активно пытаясь в прямом смысле закабалить своих клиентов, банковская система обнаруживает полное небрежение к их законным интересам.

Но даже если взять кредит вас побудила не безработица и не необходимость дорогостоящего лечения опасной болезни, банк будет рад показать вам, насколько ему плевать на ваши интересы. Например, он будет всячески стараться навязать вам невыгодные условия, воспользовавшись вашей невнимательностью и юридической неграмотностью. Такое явление, как мелкий шрифт (fine print) знакомо многим, им в известной мере не брезгуют даже серьёзные конторы. Не говоря уже о всевозможных явных и скрытых санкциях, которые увеличивают и без того немаленькую переплату по кредиту. Так или иначе, попытки банка обмануть клиента (причём не только заёмщика, но и вкладчика) тоже, как видим, не являются чем-то исключительным. Речь идёт о сложившейся, хорошо отработанной практике.

Итак, латинское слово кредит (в переводе “верит”) едва ли отражает суть этого явления. Банк ни на секунду не верит своему клиенту, сам стараясь при первой же возможности его обмануть. Соответственно, не верить банкирам, опасаться доверять им свои деньги и финансовые проблемы — вполне здравая и логичная практика. Конечно, далеко не в каждом случае вас будут пытаться ободрать, как липку, но играть в лотерею с банковской системой — себе дороже.

Клиент всегда лох

Ходячее выражение “клиент всегда прав” лживо до неприличия. Собственно, даже этимология слова “клиент” должна наталкивать на нехорошие мысли. Ведь клиент в Древнем Риме — это зависимое от богатого и знатного человека лицо, плебей или ещё чаще вольноотпущенник, выполняющий разного рода поручения за 12 латов, тьфу, сестерциев. Ну там правильно проголосовать на выборах, кого-нибудь пристукнуть в тёмном переулке и так далее. А за это патрон давал ему какие-то денежки для поддержания туники и подкармливал объедками, когда пировал с себе подобными.

Что ж, клиент в современном значении слова едва ли подвергается подобным унижениям, но от этого его статус не становится сильно выше. Более того, несмотря на роль священной и, по совместительству, дойной коровы, многие производители предпочитают зорко следить за клиентами. Да так увлекаются, что нарушают неприкосновенность его частной жизни. Скажем, для многих производителей гаджетов и программного обеспечения их покупатель — по умолчанию пират.

Поэтому они заставляют свои приблуды и программы следить за клиентом. Как бы он не использовал недокументированные возможности системы или не сплавил лишнюю копию друзьям на халяву. А то чего доброго крякнет программу и в торренты выложит. Да, все эти явления существуют (и в рамках буржуазной законности это ой как нехорошо), но когда их пытаются преследовать незаконным образом, встаёт вопрос: кто же из нас тут больший мошенник и пират.

Так или иначе, есть немало контор — причём довольно весомых в своей отрасли — которые чхать хотели на презумпцию добросовестности с высокой колокольни. А значит, сомнения разумного потребителя по поводу безусловной добросовестности поставщика товаров или услуг опять-таки имеют вполне законную почву. По крайней мере в тех сферах, где в этом у производителя или продавца в этом может быть интерес. В конце концов, продавцу плевать, что вы сделаете с его фирменным гамбургером, но далеко не всё равно, как вы будете использовать новоприобретённую компьютерную игру.

Но даже там, где поставщик товаров или услуг не делает из клиента верблюда, он охотно поступается всякой добросовестностью. Начнём с банального обмана, то есть нарушения честности — первой составляющей добросовестности. Итак, наряду с уже знакомым нам по банкам мелким шрифтом, мы можем наблюдать шринкфляцию и манипуляции с ценниками, сокрытие от покупателя недостатков товара. Отличный пример подобного — то, чем занимался Йозеф Швейк из бессмертного произведения Ярослава Гашека. Что ж, методов обмана клиента — великое множество, для описания их всех нам не хватит и отдельной статьи. Главное, как говорится, чтить уголовный кодекс. Хотя некоторым почтенным бизнесменам и уголовный закон — не указ.

Однако клиента недостаточно просто обдурить; не грех также воспользоваться и его заведомо более слабым положением. Например, технической и юридической неграмотностью, неопытностью или эмоциональной нестабильностью.

Первые два пункта касаются, в первую очередь пенсионеров. Хитрые дельцы охотно вешают табличку “пенсионерам скидки” вовсе не из сознания собственной социальной ответственности. Просто, заполучив в свои руки заветного старичка или старушку, они вертят им как хотят, и извлекают из него больше прибыли, чем из более молодого клиента. Не менее цинично господа используют и потребительский раж детей и подростков, а также эмоциональную нестабильность будущих мам. И речь, опять же, не об эксцессах отдельных ушлых продажников, а о целых отраслях, которые играют на слабостях своих клиентов.

Почему мы имеем право обобщать?

«Не обобщай» — едва ли не любимое выражение агрессивного мещанина, защищающего господ от нападок “ленивого и завистливого быдла”. Но так или иначе, право делать обобщение должно быть доказано. Выше мы рассмотрели то, как капиталист в обличье работодателя, банкира и поставщика товаров и услуг плюёт на один из главных принципов гражданского права. Права, установленного в его, капиталиста, интересах. К слову, именно поэтому мы пока не сказали ни слова о чиновниках и публичных политиках — их отношения с рядовыми гражданами регулируются несколько иными нормами.

В каждом случае мы намеренно выбрали одну и ту же логику доказательства. Сначала мы показывали, как капиталист неправомерно презюмирует недобросовестность своего визави, давая ему уже законное право сделать то же самое. И только потом переходили к конкретным проявлениям недобросовестности капиталиста, причём наиболее характерным и устойчивым в практике.

Любые социальные отношения содержат в себе элемент неопределённости, риска. Он связан как с неполнотой информации у обеих сторон, так и с элементом свободы в действиях каждого участника. Поэтому вовсе не обязательна стопроцентная вероятность наступления негативных последствий для того, чтобы мы предпринимали меры предосторожности против них. Мы не случайно подвергли анализу не действия отдельных лиц, а некие институты, отражающие систематическую деятельность целых социальных групп. Ведь первые, и правда, дают пренебрежимо малый процент вероятности. Но если существует целая система институтов для обмана и злоупотребления чужим правом, то пренебрегать этой угрозой просто глупо, а отрицать её — нечестно.

Именно поэтому мы и исходим из презумпции недобросовестности капиталиста, в какие бы экономические отношения мы с ним ни вступили. При этом, как минимум теоретически, мы допускаем, что всех прочих сферах конкретный капиталист может проявлять себя иначе. Он может быть надёжным другом, верным мужем, любящим сыном и так далее. Впрочем, социальная роль, которую мы примеряем на себя в экономической сфере, имеет нехорошую привычку прирастать к лицу и сильно влиять на все остальные качества человека. Но это — не предмет нашего сегодняшнего разговора.

Неизбежность классового подхода

Наши старые читатели, мы уверены, уже недоумевают — зачем городить такой огород, чтобы доказать очевидное? Ведь есть же классовый подход, объясняющий всё много проще, которого наша редакция никогда не чуралась. Однако коль скоро немалой части наших сограждан вдолбили, что классы — выдуманная лично Марксом химера, приходится раскрывать те же самые мысли в терминах и логике буржуазной юриспруденции. То, что у нас это, хоть и с некоторыми сложностями, получилось, говорит об одном: классовый подход работает. Причём настолько эффективно, что право, призванное скрыть классовые противоречия в обществе, в умелых руках перед этим подходом совершенно пасует, нехотя, но открывая карты.