В продолжении темы
«Дружеские чувства Максим Максимовича [Ковалевского – В.К.] К Тургеневу и совсем иные чувства, которые он питал к Достоевскому, я имел случай проверить и в Памятные Пушкинские дни.
Живо помню, каким негодованием сверкали его всегда добрые глаза, когда он мне кивал головою на Достоевского, закончившего свою речь словами:
«Что могу я прибавить к отзыву о Пушкине самого умного, самого лучшего из его современников – императора Николая».
Сказано это было, очевидно, чтобы раздражить большинство присутствующих, и насладиться их беспомощностью – невозможностью ответить на этот вызов.
Ещё более негодовали мы на совсем уж скверную личную выходку Достоевского в его знаменитой, вызвавшей такие истерические восторги[1], речи. Уставившись своими злобными маленькими глазками на Тургенева, поместившегося под самой кафедрой и с добродушным вниманием следившего за речью, Достоевский произнёс следующие слова:
«Татьяна могла сказать: « Я другому отдана[2] и буду век ему верна», потому что она была русская женщина, а не какая-нибудь француженка или испанка[3]».
Да, Максим Максимович был близким и верным другом Тургенева, и о его близости к Достоевскому я ничего не слыхал и в воспоминании его друзей его образ сохранится всегда рядом с образом Тургенева, а не Достоевского (Припоминаю, кстати, слышанный от Тургенева отзыв о Достоевском:
«Это самый злобный христианин, какого я встретил в своей жизни».).
К.А.Тимирязев, 1926. В память о друге// Наука и демократия. Л.: «Прибой». С.327-328 («Вестник Европы», 1916 г.).