Print 
PDF
Рубен Вартанян
Может ли змея сломать хребет? Может, если будет колебаться вместе с генеральной линией партии.
(советский анекдот)
Литература как «высоких», так и «низких» жанров может многое сказать наблюдателю о состоянии общества. Это понятно и неспециалистам. Разве вал последовательно сменявших друг друга «попаданцев», «бояръ-аниме» и «ЛитРПГ» не говорит о том, в каком состоянии пребывает общество России? И, конечно же, это касается не только России.
Даже в западных странах, всегда столь кичившихся своей свободой слова и творчества, лучше не искушать судьбу в пору BLM и пандемии, если и у Джоан Роулинг появились некоторые политические неприятности из-за разногласий по вопросу прав трансгендеров.
Хорошим примером такой чуткости к общественным настроениям является последняя на данный момент трилогия британского писателя в жанре «фэнтези» Джо Аберкромби под названием «Эра Безумия» и её заключительная часть — «Мудрость толпы».
С одной стороны, Аберкромби в «Мудрости толпы» никогда не забывает сделать реверансы перед тем, что сейчас называется «повесточкой»: все женщины, играющие важную роль в повествовании, за исключением одной-единственной, как на подбор умны, хитры, компетентны и даже в некоторых особых случаях совестливы; мужчины же в свою очередь, даже те, что раньше были прославлены своей хитростью и осторожностью, с лёгкостью ведутся на женские манипуляции; разумеется, все смуглокожие иммигранты из распавшейся Гуркхской империи — это либо талантливые учёные, либо невинные жертвы, либо, даже если они являются колдунами-людоедами, всё равно защищают одну из положительных героинь; любой, кто проявляет гомофобию, является едва ли не карикатурным злодеем. Одним из наиболее впечатляющих образов является то, как под самый конец книги иммигрантка-горничная одной из главных героинь оказывается вместе со своими братьями людоедкой-колдуньей и спасает героиню от посланного по её душу другого колдуна-людоеда — разумеется, через съедение злодея заживо. Вряд ли можно придумать более удачный символ всего современного корпоративного феминизма, чем идея, что женщина-иммигрантка может есть людей ничуть не хуже, чем местный белый [или что лучший способ борьбы с людоедством — это съедение всех людоедов. При капитализме можно бороться за что угодно, главное что бы воспроизводилось людоедство, то бишь сам капитализм: частная собственность, свобода предпринимательства, для чистой публики также и «демократия«. Прим.публикатора].
Особенно впечатляют, конечно, два момента. Первый: на Севере Рикке — сильная независимая героиня — успешно заманивает своего главного противника, Чёрного Кальдера, прославленного своей хитростью, в ловушку и уничтожает его численно превосходящие силы. Как? Сперва она изображает ссору со своим преданным союзником и сливает дезинформацию через перевербованного шпиона Чёрного Кальдера. Тот заглатывает наживку вместе с крючком, а когда его армии подходят к месту битвы, Рикке провоцирует Кальдера на преждевременную атаку, демонстративно расчленяя его увечного сына, Стура Сумрака, а потом войска подошедшего союзника Рикке берут увлёкшиеся войска Кальдера в котёл. И всё бы ничего, но ранее Кальдер описывался как один из самых умных, хитрых и осторожных политиков варварского Севера. Впрочем, отрадно видеть, что британские писатели фэнтези чтут память своего великого предшественника, Джона Р. Р. Толкина. В «Сильмариллионе» был похожий эпизод, когда полководец тёмного властелина Моргота спровоцировал эльфов и их союзников на преждевременную атаку, расчленив перед строем одного из знатных пленных. Но если у Толкина подобный тактический приём — удел злодеев, причём злодеев, что называется, «конченых», то у Аберкромби его использует «сильная независимая женщина» без страха и упрёка.
Второй момент: Лео дан Брок, один из злодеев повествования, в конце подавляет революцию («Великую перемену»), в раздувании которой принимал деятельное участие. Но поскольку он злодей-мужлан-гомофоб, одержимый идеями военной славы государства, его умной жене, Савин дан Брок, удаётся его политически изолировать. Каким же образом? А таким, что в изначальной декларации о своём регентстве он доверил жене определять размер полномочий лорда-регента (свои) и леди-регента (своей жены), что и позволяет последней укомплектовать правительство своими людьми (преимущественно женщинами, разумеется). И всё бы ничего, если бы на протяжении этой книги не описывалась бы эволюция Лео дан Брока из рубаки с одной извилиной в голове в хитрого интригана, который способен сперва заигрывать с революцией, потом предать её в пользу сторонников монархии, а после ещё и устроить государственный переворот. Иными словами, рубака, одержимый битвами, мог бы допустить такой грубый промах; а вот прожжённый политикан, выживший в пору революционной демагогии и террора, когда каждый символ и жест имеют политические последствия, вряд ли.
Стоит сказать несколько слов о том, как описана сама революция. Сперва в одном из провинциальных городов, синхронно с аристократическим мятежом, создаётся революционная Народная Армия, на сторону которой переходят высшие чины государственной безопасности; пока король занят подавлением аристократического мятежа, она подходит к столице и в итоге берёт её под свой контроль, причём решающую роль играет неготовность короля отдать приказ о вооружённом подавлении восстания и постепенное разложение армии; затем на некоторое время устанавливается слабый либеральничающий квазипарламентский режим, занятый преимущественно написанием деклараций и воззваний — при этом положение со снабжением в столице всё ухудшается и ухудшается; затем революционеры начинают грызть друг друга, власть захватывают радикалы-«сжигатели», уничтожившие своих либеральных коллег и развязавшие кампанию террора; в итоге отправленные на борьбу с роялистами вооружённые силы во главе с бывшим заводилой аристократического мятежа против короны устраивают бунт против революционного руководства, объединяются с войсками роялистов и подавляют революцию. Этакий пересказ «Французской революции» Томаса Карлейля для самых маленьких и сильно урезанный по хронологии.
Первый слой такого повествования очевиден:
«Это была великая и страшная проповедь божественного Провидения, состоявшая в двух пунктах. Революции происходят только от злоупотреблений правительства; это был первый пункт, обращенный к государям. Но злоупотребления всё-таки несравненно лучше революций; это был второй пункт, обращённый к народам» (Жозеф де Местр).
Сам по себе такой «месседж» является старым и почтенным, особенно для британского консерватизма, однако в рамках нынешней западной этики революция, особенно против «коррумпированного старого режима», сама по себе есть нечто хорошее, поэтому её тотальная и прямая критика как разгула некомпетентности, террора и патологических инстинктов была бы с политической точки зрения чем-то худшим, чем расизм-сексизм-гомофобия. В дополнение к тому, что молодой король Орсо, один из наиболее ярких персонажей «Эры безумия», обещавший демократические реформы и облегчение положения народа, измученного сперва эксцессами промышленной революции, а потом событиями революции обычной, был предан и казнён сразу после подавления революции, это даже могло бы создать впечатление, что автор крайне скептически относится к любым общественным преобразованиям — не только снизу, но даже и сверху.
Поэтому Джо Аберкромби предпринял очень ловкий ход. Оказывается, вся революция была сознательной интригой Глокты, главы Инквизиции (аналог министерства государственной безопасности), с целью возвести на трон свою приёмную дочку и ослабить мага Баяза, который из-за кулис, с помощью своего банка «Валинт и Балк», контролировал Союз. Хаос в столице, с постепенным переходом от либеральной демагогии к полоумному террору, на каждом этапе контролировался представителями Инквизиции (которые, собственно, и дали костяк революционных вождей). Как только влияние структур Баяза было ослаблено в достаточной степени, Глокта приказал сворачивать лавочку, что и способствовало быстрому и кровавому завершению революции. Теперь революция из «спонтанного творчества народных масс», доведённых до ручки эксцессами нарождающегося капитализма, становится спецоперацией государственной безопасности, желавшей ослабить финансистов и сменить одну ветвь династии, обязанную своей властью магу-банкиру Баязу, на другую, обязанную инквизитору Глокте. Более того, эта спецоперация вполне успешная — власть банка «Валинт и Балк» ослаблена, что освобождает экономику и общество страны от его хватки, что прямо признаётся правительством, возникшим после завершения революции. Таким образом, перед нами прямо-таки образцовая теория заговора — тайная полиция манипулирует политической жизнью страны для достижения своих целей.
Можно сказать, революция у Аберкромби проходит через определённый реабилитационный процесс и предстаёт не как торжество хаоса, лекарство, что горше болезни, но как тяжёлая и трудная операция, осуществляемая мудрым врачом в погонах, пусть иногда и с использованием плохих инструментов.
Новое же правительство, чьи мозгом является приёмная дочь архилектора Глокты, Савин дан Брок, анонсирует широкую программу реформ, чтобы уничтожить предпосылки для революции, предварительно изолировав политически своего мужа-милитариста Лео дан Брока. Достаточно интересно то, что если в предыдущих книгах трилогии довольно подробно описывалась беспощадная натура делового мира внутри страны, новое, подчёркнуто «либеральное» (т.е. «хорошее») правительство уповает на то, что уж в области-то внешней политики бизнес окажется средством упрочения мира. Иронично, что хотя низвергнутый ранее банк «Валинт и Балк» был изображён как средоточие всех приписываемых финансистам общественных пороков, «экономический блок» нового либерального правительства составлен из его бывших контрагентов и вообще людей, взаимовыгодно с ним сотрудничавших.
В целом изложенное Аберкромби удивительно напоминает то, что Дэниэль Маккарти называл «паллиативным либерализмом»: сколько угодно символических уступок и обновления персонала правящей машины при минимальных структурных изменениях общества. Ну и, разумеется, сей процесс должен происходить под омофором родной, мудрой и любимой тайной полиции — этого «глубинного государства» в фэнтези-антураже.
Пожалуй, последнее является самым интересным. Мало было в западной культуре в XX веке занятия более презренного, чем служащий светской или духовной тайной полиции. Узколобый и иногда немного комичный в своей некомпетентности агент ЦРУ, зловещий костолом минилюба, кровожадный инквизитор, пытающий и сжигающий ни в чём не виноватых сатанисток ведьм — такова была обычная для западной культуры портретная галерея «слуг государевых», не говоря уже о вполне инфернальных агентах спецслужб других, «незападных» государств; пожалуй, только Джеймс Бонд, с самого начала замышлявшийся как наполовину пародийный, несерьёзный персонаж, был исключением в этом цирковом шоу уродов аппарата национальной безопасности. И вот, пожалуйста, в 2021 году главным фактором, избавляющим от тирании финансистов и магов, является организованная тайной полицией революция. Возможно, именно это, а не увеличенная доля «сильных женских персонажей» является наиболее сильным и значимым проявлением изменений, происходящих в эпоху пандемии с западной культурой и, следовательно, западным обществом. Конечно, это поднимает вопрос: подобные изменения свидетельствуют о повышении статуса и престижа контрразведки и тайной полиции или же о всё более и более широком распространении идеи, что история вершится в кругу немногих допущенных к важнейшим тайнам, немногих, которые могут правильно интерпретировать имеющуюся у них в распоряжении инсайдерскую информацию, а все прочие в политической деятельности обречены на роль марионеток? Если подумать, то одно не исключает другое.
